Константин Белик
Проблема национальности в философии С.Н. Булгакова
Сергей
Николаевич Булгаков рассматривал национальный вопрос как вопрос в первую
очередь метафизический. Лишь трактуя нацию как категорию метафизическую можно понять
её природу и идею. Булгаков решительно отвергает просветительско-либеральный
взгляд на национальность как на арифметическую сумму индивидуумов, объединённых
лишь общим биологическим родством и усвоенной культурой. «Нация есть, не как
коллективное понятие или логическая абстракция, но как творческое живое начало,
как духовный организм, члены которого находятся во внутренней живой связи с
ним» [1, 437], – говорит философ. Более того, Булгаков полагает, что
метафизические основы национальной принадлежности никак не зависят от
«эмпирического я», так как индивидуум есть тварь и этим ограничен, ибо, в
отличие от Творца, «сам для себя есть данность, т.е. создание» [1, 439]. Таким
образом, даже если сам человек считает себя принадлежащим к какой-то другой нации
или даже не принадлежащим ни к какой (космополитом), то всё равно он суть сын
своих родителей; и, как человек не может изменить своего родства, так он не
может изменить свою национальность.
Национальность не является продуктом человеческого творчества, её нельзя придумать или сознательно создать. Национальность осознаётся лишь постфактум и лишь как данность поддаётся рефлексии. Но и сама эта рефлексия должна носить интуитивный, мистический характер, так как истинная сущность нации трансцендентна, она суть ноумен. Эмпирическим же средствам доступна только феноменальная сторона жизни национальности, то есть её культурная деятельность, особенности характера составляющих её индивидов и т.п. Однако и феноменологическое познание имеет большую ценность, оно помогает обрести зрячесть разума первичному мистическому «инстинкту» национальности. Бессознательный инстинкт становится сознательной интуицией, которая переживается «как некоторое глубинное, мистическое влечение к своему народу, как любовь, не в скудном, моралистическом понимании рационалистической этики (как, напр., у Толстого), но в мистическом смысле, как некоторый род эроса, рождающего крылья души, как нахождение себя в единстве с другими, переживание соборности, реальный выход из себя…» [1, 442].
Однако Булгаков предостерегает от абсолютизации подобной национальной соборности. Истинная Соборность осуществляется только в Церкви, как единстве Бога и человека. Национальная же соборность – это соборность «натуральная». Подобная натуральная соборность осуществляется и в других человеческих единствах: в государстве, в классе, в семье и т.п. В этих соборностях необходимо строгое соблюдение иерархии, на вершине которой стоит Церковь. В этой иерархии высшие ступени не могут замещаться низшими, ибо в таком случае соборность превращается в лжесоборность.
Из чувства национальной соборности, из чувства единства со своим народом и любви к нему рождается вера в народ, а значит в его призвание. Так, по Булгакову, появляется национальный мессианизм, свойственный всем народам в пору их национального подъёма.
Хотя национальная миссия выражается всей массой народа, своё чистейшее проявление и оправдание она получает в лучших представителях этого народа, в его праведниках, святых и героях. Именно в них и в их делах проявляется и реализуется национальная миссия, а потому это те люди, «ради которых существует сырой материал этнографической массы, в них осуществляется миссия народа» [1, 444].
Мессианизм – неотъемлемая часть народной жизни, но в нём кроется и большая опасность – национализм. Идея избранности может легко выродиться в идею исключительности и превосходства, хотя должна приводить лишь к большей ответственности. Чтобы избежать этой опасности, всякий народ должен придерживаться своего рода «исторического смирения», или противопоставлять национальному мессианизму национальный аскетизм, играющий роль регулятора и ограничителя накала национальных чувств. Но и на пути национального смирения не следует доходить до нивелирования национального чувства, «насколько предосудителен национализм, настолько же обязателен патриотизм» [1, 446].
Мессианизм – это не только факт внутренней жизни народа, но и, по своему существу, сила, направленная за пределы нации. Именно в национальном мессианизме народ ощущает своё призвание и свою задачу не только и не столько по отношению к себе, но по отношению к остальному человечеству. Так возникает одна из краеугольных проблем национального существования – проблема отношений и соотношения отдельного народа и человечества в целом.
С одной стороны, Булгаков указывает, что человек — существо духовное, а духовная жизнь «не только сверхнациональна, но и сверхисторична» [2, 645], а значит для человека более важно не его национальная принадлежность, а то, что он человек – разумное, сотворённое Богом и стремящееся к Нему существо. Однако этот факт не должен приводить к отрицанию национальности вообще. «Человек есть не бесплотный дух, но воплощённый…» [2, 645], – пишет Булгаков, а значит он через свою телесность «имеет родовую основу бытия» [2, 645] и укоренён в земле, которая его породила, в череде предков, от которых он произошёл. Таким образом, национальность – это иерархически сравнительно низший, но неотъемлемый атрибут человека. Значит, по Булгакову, ложью являются как космополитизм, отрицающий национальность под предлогом духовного единства человечества, так и национализм, который извращает иерархию ценностей, утверждая приоритет родовой принадлежности над духовным единством.
Кроме того, понятия нации и человечества не могут быть жёстко разведены. Само понятие нации весьма пластично и исторически обусловлено. Нация может появляться и исчезать, может расширяться в рамках обширных империй, она может пониматься и в границах всего человечества, т.к. любой род связан с человечеством своими корнями, связан «целостным Адамом» [2, 648]. Таким образом, человечество суть продукт органического развития наций. «Гражданство мира, всечеловечность совсем не есть упразднение нации, напротив, это есть её высший возраст» [2, 649], – утверждает Булгаков.
Тем не менее, нация не имеет самодовлеющего бытия, она должна быть подчинена власти человеческого духа. Духовное единство человека с себе подобными, а главное с Богом, выше любого национального единства. Различаясь национально, люди едины по духу, едины в Боге, т.к. для Него «нет ни эллина, ни иудея». В таком аспекте, по Булгакову, нация, национальная принадлежность становятся не просто фактической данностью, но некоторой божественной задачей, долгом перед человечеством. И у каждой нации свой долг, своя задача. А потому нет особо избранных народов, «ибо все избраны и призваны» [2, 652]. Таким образом, народы и человечество – это единый организм, где человечество – организм в целом, а народы – его члены. И хотя человечество иерархически стоит выше нации, но нация абсолютно необходима и ценна не только как орган человечества со своими задачами, но и как среда обитание отдельных индивидов и связующая нить индивида с человечеством. «Между индивидом и человечеством стоит только нация, и мы участвуем в общекультурной работе человечества как члены нации» [1, 451], – размышляет философ.
Вообще, главным содержанием национальной жизни и вклада нации в жизнь человечества является её культурное творчество. Именно в культуре нация проявляется как таковая. По мнению Булгакова, самыми мощными и важными орудиями национальной культуры и одновременно самыми яркими её проявлениями являются национальный язык и религия.
Язык – это своего рода символический код культуры, в котором отражаются все культурные потенции нации, в языке запечатлена сама народная душа. Религия же является выражением национального духа. В первую очередь это свойственно для ранних, чисто национальных религий. Однако и мировые религии, которые исповедуют многие народы, во-первых, христианство, проявляются через различные конкретные народности. Каждый народ привносит что-то своё в сверхнародное откровение, или точнее, что-то своё улавливает из него, выделяя свой религиозный луч из Божественной полноты. В этом смысле, по Булгакову, мы можем говорить о справедливости славянофильского тезиса о «русском Христе», впрочем, то же можно сказать и о Христе немецком, французском, греческом и т.д., что не является Его умалением, но лишь констатацией того факта, что Он для каждой нации проявляется по-Своему.
То, что было отмечено о национальных проявлениях общечеловеческой религии, может быть отмечено и об общечеловеческом проявлении национальных достижений. Так «Фауст» Гёте – это проявление немецкой и именно немецкой культуры, немецкого духа. «Фауст» не мог быть написан нигде, кроме Германии, но, в своём величии, гений Гёте – это и факт мировой культуры. То же можно сказать и обо всех высших достижениях национальных культур. Таким образом, все высшие достижения национальных культур и составляют культуру общечеловеческую.
Ещё одной проблемой национальной жизни является проблема государства. Государство, как и нация, по мнению Булгакова, явление в первую очередь метафизическое и содержит в себе мистическую основу. Булгаков полностью отрицает просветительскую теорию общественного договора, и, вслед за апостолом Павлом, утверждает, что государство и государственная власть суть Божественные установления.
Хотя нации по отношению к государству первичны, но в современном мире не существует наций вне государства, равно как и нет государств, не имеющих национального содержания. «Государства национальны в своём происхождении и в своём ядре…» [1, 446], – говорит Булгаков. Действительно, практически все существующие и существовавшие государства образовались вокруг какой-либо нации. И даже крупные, многонациональные государства в основе своей имеют деятельность какой-то одной нации. Нации, которая даже в условиях многонациональности продолжает играть в таком государстве ведущую роль. Как пример можно привести Россию, которая при всём множестве населяющих её народов продолжает оставаться русским государством. Поэтому государство по отношению к нации выполняет служебную роль.
Поскольку преуспевание нации и её безопасность во многом зависят от благополучия того государства, в составе которого эта нация существует, то, как утверждает Булгаков, необходим здоровый национально-государственный эгоизм. А так как этот национальный эгоизм служит национально-государственному самосохранению, то он «неизбежно становится руководящей нормой политики, политической добродетелью» [1, 449].
Однако борьба духовного и плотского, эмпирического, начал происходит и в государстве. Как идея национальной избранности может выродиться в национализм, так и идея государственного благополучия, здоровый национально-государственный эгоизм, может выродиться в стремление к самодовлеющему могуществу и господству над другими. Такие государства и нации превращаются в хищников, и здесь необходим всё тот же национальный аскетизм, смирение. Смирение, которому учил Христос. Христос, в Котором «получают для себя ответ все вопросы, в частности и национальный» [2, 653].
Литература
1. Булгаков С.Н. Размышления о национальности // Булгаков С.Н. Соч.: В 2 т., Т. 2, М., Наука, 1993. – С. 435-457.
2. Булгаков С.Н. Нация и человечество // Там же. – С. 644-653.
© При полной
или частичной перепечатке этой статьи гиперссылка на сайт www.vseedinstvo.narod.ru обязательна.
© Белик К.С.
Найти другие материалы К.С. Белика>>>
